Ветер колыхал вересковое поле, которое сейчас было похоже на нежное и спокойное море, лениво пробегающее лёгкими волнами. Витал запах мёда, сладковатый и успокаивающий, учитывая, что не было пчёл – маленьких и трудолюбивых хищников, готовых ужалить, стоит только помешать их работе, грубо вторгнуться на их территорию.

Нежно-розовые, с лёгким лиловым отливом лепестки напоминали прекрасную сакуру, которую Джотто полюбил сразу, как переехал в Японию. Пусть сакура и бесполезное растение, не несущее плодов, но вместе с тем невероятно прекрасное, особенно в весеннем танце лепестков, кружащихся в вальсе с ветром. Только ради этой красоты стоило переехать в совсем недавно открывшуюся для иностранцев Японию, страну Восходящего Солнца.

Только сейчас расцветал своими дикими и угрюмыми красками закат, забирая весь цвет мира себе, готовясь поглотить всё в последней вспышке, после чего на землю опуститься полог тьмы. Нет, он не окрасит мир в какие-либо цвета, в конце концов, тьма – это отсутствие света, да и ночь скорее серая, нежели чёрная.

Он не любил закаты. Закат – это смерть дня, вместе со всем хорошим, что он принёс. Это убийство всех событий, превращения их в простые воспоминания, иногда счастливые, иногда горькие, а иногда ничего не значащие, которые быстро предаются забвению. Закат всегда был символом Смерти, символом увядания. Он слишком грубый, дикий, жёсткий, и всегда напоминал Рикардо. То, впрочем, не жаловал ни закаты, ни рассветы, и вообще не  интересовался природой.

Другое дело рассвет – нежные оттенки кокетливо соединяются, создавая причудливые оттенки, выбирая наилучшие, примеряя их, прежде чем набрать полную силу и разлиться по земле мягким светом, возвращая миру утерянные краски. Рассвет – это расцвет, это зарождение Жизни. Это надежда, а Джотто любил надежду. Он давал её другим людям и всегда исполнял их ожидание, потому что хотел как можно больше света в этом мире. И единственное, о чём он жалел – о Спейде и Елене, которых не смог уберечь.

Он не знал, почему появлялся в этом затухающем мире, он каждый раз был один, хотя возникало странное чувство, что всё это не просто так. Что он сам сюда стремился, но каждый раз почему-то забывал – зачем. Он волновало, но волнение было каким-то отстранённым, оно не затрагивало глубоко душу, лишь заставляло иногда задумываться о причинах.

А ещё – он всегда стоял над пропастью. Вересковое поле обрывалось как-то резко, будто как-то отрезал кусок земли и выкинул его – так дети лопатками устраивают горы и низменности в своём мире-песочнице. В данном случае копнули очень глубоко: цветы выстраивались в сплошное бело полотно, и больше ничего нельзя было увидеть. Правда, сейчас на нежных лепестках застыли багряные оттенки, похожие своим цветом на кровь. И пусть Джотто не мог разглядеть эти цветы, он, почему знал, что это – датура. Иногда до него доносился приятный и дурманящий аромат, будто призывающий к ним. Вот только Джотто был не из тех людей, кто хочет шагнуть в бездну, заворожённый высотой. Может, потому что он умел летать.

И вдруг привычное затишье, напоминающее болото, разорвал какой-то звук. Он вклинился – резко, бесцеремонно, как колышек в трещину во льду, но слишком слабо, чтобы действительно прочувствовать, понять. Джотто застыл, прислушиваясь, стараясь вновь уловить это странное ощущение… узнавания.

И резко всё смешалось: чей-то голос как мольба, глухой треск, будто кто-то с силой ударил по стеклу, и хрустальный звон осыпающегося стекла, что невиден взгляду. Джотто резко обернулся – пола плаща взлетела под коротким порывом ветра – и застыл, глядя вдаль. Как кадры из фильма перед глазами пронеслось недавнее прошлое; он вспомнил. Это действительно он стремился попасть в чужое сознание, но сил, видимо, было недостаточно, чтобы сохранить собственное сознание.

Но этих сил хватило у другого человека.

Джотто мягко улыбнулся, видя своего преемника. Растрёпанные и непослушные волосы, взволнованный взгляд темно-карих глаз, напоминающих о дорогой древесине или опять же дорогом коньяке. На нём тоже был плащ – знак их родства и единения взглядов. Ведь до этого он никому не позволял владеть таким сокровищем Вонголы, как его оружие и оружие его преданных друзей. Он знал, что этот мальчик – уже мужчина – сможет сделать то, к чему так стремился сам Джотто. Вот только, видимо, его самому одолевали сомнения, а это мешает. Мешает самому Дечимо развиваться дальше и идти вперёд.

А потому вперёд пошёл сам Джотто, мягко раздвигая вереск перед собой, не давая упасть и единому цветку, стараясь не помять прекрасные растения. Наверно, во сне этого и невозможно, если не хочется?

Расстояние резко сократилось, и вот он стоит перед своим преемником, смотрит внимательно и ласково в его глаза, подмечая, что не настолько уж он теперь и выше, хотя в последнюю встречу разница была довольно ощутимой. Теперь Савада Тсунаёши действительно вырос и мог спокойно носить второе имя «Дечимо». Вот только сам он это чувствовал или нет?
Нет, причиной его прихода была не психологическая помощь потомку, но помочь Тсунаёши даже в этом хотелось. В конце концов, детство у него отобрали быстро и резко, заставив повзрослеть из-за этой глупой битвы за Кольца – Джотто по-прежнему был недоволен Ноно из-за этого – да и после было немало важных событий. И ещё неизвестно, сколько сам он мучал такими вот снами, ведь Джотто уже давно потерял счёт времени, для умерших оно не имеет особого значения. Для живых же всё по-другому, и иногда он об этом забывал.

– Рад тебя приветствовать, Дечимо Вонгола, – Джотто не протянул руку для рукопожатия, как было принято при таких встречах; Тсунаёши – всё же его далёкий внук. Вместо этого он положил ладонь на тонкое плечо, и мягко сжал, одним этим показывая свою поддержку. Они – Вонгола, связь сквозь время, связь прошлого и будущего. И она гораздо крепче, гораздо явнее, чем можно просто предположить. Оставалось надеяться, что сам Тсунаёши это понимал.

Джотто посмотрел с лёгкой задумчивостью, не став сразу приступать к делу, ведь наверняка у самого Тсунаёши может быть немало вопросов, которые он хочет задать. Почему-то Джотто не сомневался, что он оставит их при себе, стоит ему заговорить, но тогда проку будет мало. Разжав пальцы на плече, легко скользнув по нему, и спрятав руку обратно под плащ, Джотто мягким и спокойным голосом поинтересовался:

– Расскажи, что тебя беспокоит, Дечимо.

Отредактировано Sawada Tsunayoshi (31.03.2014 11:49)